Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса V
Буркнул:
– Оно и видно.
И умолк, обиженно отвернувшись. Все эти разговоры о пленении в башне очень ему не понравились. Звучит так, будто я не взрослый человек, а котенок беспомощный, любой может взять под мышку и унести, куда пожелает.
Но любопытство пересилило. Спросил:
– А что такого особенного в моих снах? По-моему, всем людям что-то подобное снится. Просто они потом забывают. Я и сам многое забываю, честно говоря.
– Но хотя бы качели помните? – спросила девица. – Они вам так удачно приснились, что немедленно воплотились, в том же самом месте, под мостом, над рекой. Причем еще два года назад, а переделывать прошлое мало кому по силам. За качели вам личное спасибо: они мне по сердцу. И не мне одному.
Невольно улыбнулся:
– Что, правда есть такие качели? Слушайте, здорово. Я бы на них посмотрел.
– Под мостом через Вильняле, – кивнула его гостья. – Который ведет в Ужупис. У вас есть карта? Давайте сюда, я отмечу.
И действительно поставила отметку, царапнув по карте ногтем. След от ногтя остался зеленый, тонкий, как от гелевой ручки. Ничего себе маникюр.
– И набережную возле моста Короля Миндаугаса вы нам неожиданно оживили, – сказала девица. – Летом там начнут собираться любители линди-хопа, это уже решено. Правда, гондола вам, положа руку на сердце, не то чтобы удалась. С другой стороны, какие тут могут быть гондолы? Наша городская реальность довольно пластична, но у всякой пластичности есть предел. Поэтому получился просто нелепый прогулочный катер под гордым названием «Вильнюсская гондола». Ладно, куда теперь деваться, пусть катает туристов… А вот что касается предложенных вами оттенков заката, я по-прежнему решительно против. Малиновый мы уже неоднократно пробовали, ничего интересного в этом цвете нет. Грубый, кричащий и, что гораздо хуже, такой можно практически ежедневно наблюдать в других городах. А нам все-таки положено быть особенными. Говорю не из тщеславия, просто быть особенными – наша прямая обязанность. Можно сказать, у нас с Вселенной контракт.
Вспомнил:
– Ну точно. Был такой спор! Только вы тогда выглядели… как бы сказать помягче… не самым приятным типом. Сейчас гораздо лучше, честно говоря.
– Да нормально я тогда выглядел, – вздохнула девица. – Самый что ни на есть подходящий облик для совещания: чтобы ни у кого язык не повернулся со мной спорить. Просто ради экономии времени. Но с вами это не сработало, спорили все равно. За что вам, собственно, тоже спасибо. Дали мне повод лишний раз произнести вслух некоторые важные вещи, о которых мы все то и дело забываем в повседневной суете. Коллеги потом благодарили за напоминание, а это дорогого стоит. Они, как и я, довольно неприятные типы. В смысле просто так, из вежливости не благодарят.
И помолчав, добавила:
– Здорово, что вы кое-что помните. А то было бы совсем трудно договориться о компенсации. Денег-то я вам предложить не могу. Вообще ничего материального. Парочка круассанов на завтрак – мой потолок.
Усмехнулся:
– Круассанов, которые мне приснились?
– Да, – легко согласилась девица. – Можно сказать и так.
Помолчали. Наконец он спросил:
– Но что же тогда?
– Память, – откликнулась девица. – Я считаю, вы имеете полное право помнить все, что вам здесь приснилось. В подробностях и деталях. Не только до отъезда. Всегда.
Посмотрел на нее с интересом. Действительно отличное предложение. Причем вне зависимости от того, во сне оно сделано или наяву. Если есть хоть малейший шанс не забыть, что приснилось, надо им воспользоваться, а потом уже думать, возможно такое или нет.
Сказал:
– Хорошее предложение. Мне всегда было обидно забывать свои сны. Все-таки очень интересная часть жизни; уж точно ничем не хуже кино или книг. С детства изобретал разные способы их запомнить, но с тех пор, как пришлось начать вставать по будильнику, пользы от этих способов куда меньше, чем хотелось бы.
– Да, – согласилась его собеседница. – Будильники – великое зло. Впрочем, не столько они, сколько сама идея насильственно будить людей в какое-то определенное, заранее назначенное время. Отказ от естественного пробуждения нанес человечеству куда больший ущерб, чем все эпидемии вместе взятые, это факт.
Некоторое время они молчали, объединенные общей печалью. Наконец девица поднялась, поддернула сползшие штаны с котятами, буднично спросила:
– Ну что, договорились? Компенсация вас устраивает?
Спохватился:
– Ой нет, погодите! Все это прекрасно, но слушайте, если это и правда хоть как-то от вас зависит, я бы хотел проводить побольше времени наяву.
– Ладно, – кивнула она. – Не вопрос. Имеете полное право. Хотя, конечно, будь моя воля… Но нет. Больше никакой моей воли. Приятного отдыха. Мне пора.
И вышла из квартиры – через дверь, как обычный человек, не дав себе труда превратиться во что-нибудь фантасмагорическое, или хотя бы исчезнуть у него на глазах. Как будто была взаправду, а не мерещилась. Бывают такие упрямые сны.
Оставшись один, он некоторое время ждал настоящего пробуждения. Не дождавшись, решил, что лучше лишний раз поужинать во сне, чем голодать наяву, собрался и вышел. И отлично, надо сказать, поел.
На этот раз гулял после ужина, пока не замерз. Вернулся домой в половине первого ночи, сна ни в одном глазу, хотя в пиве себе не отказывал. И даже с собой захватил пару бутылок. И упаковку копченого мяса, и хлеб, и сыр – по идее, на утро, но смел почти все под кино, совсем неплохое, но до здешних сновидений ему было как пешком до луны.
Задремал уже засветло, во сне наотрез отказался идти на повторное совещание по оттенкам закатов, сказал сердито козлоногой красотке и пожилому древесному духу: «Не хотите малиновый, и не надо, других идей у меня все равно нет». И с легким сердцем отправился кататься на тех самых качелях, под мостом, над рекой. Глупо не пользоваться плодами своих трудов.
Эти качели он отыскал потом наяву, по зеленой отметке, оставшейся на карте. Но кататься, конечно, не стал: все-таки не лето. Слишком холодно, чтобы разуваться, закатывать штаны и лезть в реку. Подумал: надо, что ли, вернуться сюда в июле. И сам удивился ликованию, которое вызвала у него эта идея. С другой стороны, почему бы и не приехать. Город ему понравился. Даже как-то немного слишком понравился. Непривычно сильные чувства. Вот что значит выспался как следует. Надо это упражнение время от времени повторять.
Когда увидел ветхий трехэтажный дом с большим, во всю стену рисунком, изображающим парящего над крышами радужного дракона, не то чтобы удивился. Даже придумал разумное объяснение: видел эту красоту сразу после приезда, когда таскался по городу, ожидая полудня, но был такой сонный, что не запомнил, а потом подсознание воспроизвело картинку во сне.
Но приятного чувства удовлетворения хорошо проделанной работой это совершенно не отменило. До вечера потом ходил довольный собой, глядел по сторонам, невольно прикидывая, что бы тут еще при случае разрисовать. И добавить, и переделать. Даже кое-что записал.
…Это, как ни удивительно, пригодилось – позже, во сне. Ну, то есть ночью ему приснилось, что достал свои записи, сидя на высоком холме, и зачитывал – громко, вслух, а высокие липы, клены, грабы и кажется даже дубы аплодировали каждой идее, хлопая по-летнему крупными, сочными листьями.
То ли аплодисменты вскружили ему голову, то ли просто ужаснулся объему запланированных работ, но взлетел и долго парил над городом, высматривая знакомую крышу. И одновременно притягивал ее силой своего желания: эй, давай, появись!
Ну, то есть, строго говоря, притягивал не крышу, а вчерашнего собеседника в кожаной куртке, розовых валенках и пижамных штанах, а уж в полоску они будут или с котятами, дело десятое. Хоть с черепами. Лишь бы поскорее нашелся, а то сейчас проснусь, и все усилия насмарку.
Крышу все-таки отыскал. Однако там никого не было. Сел, отдышался, подумал: может, плюнуть? Но набрался решимости, крикнул громко, во весь голос: «Надо поговорить!»
Из печной трубы высунулась человеческая голова. Правда, половина лица была зеленого цвета, зато вторая – черного, а это уже вполне нормально. Черные люди бывают и наяву.
– Что у вас случилось? – спросила голова.
На всякий случай уточнил:
– А вчера это вы со мной разговаривали? В пижаме с котятами?
– Я, – подтвердила голова. – Хотите сказать, вы тайком сфотографировали меня в тех штанах и теперь пришли шантажировать? Беда!
Пока смеялся, вчерашний незнакомец вырвался из трубы клубами темного дыма, принял окончательно человеческий вид и уселся рядом. Спросил:
– Так что стряслось-то?
Сказал:
– Да ничего не стряслось. Просто гулял по городу, развлекался, придумывал всякие штуки. Ну, что еще можно было бы тут устроить, если уж мои сновидения, как вы говорили, строительный материал. Очень много придумал. Вроде ничего особенного, но… В общем, было бы обидно не успеть.
